Обнимай и властвуй [Черное кружево] - Дженнифер Блейк

Фелиситэ нельзя было упрекнуть в том, что Валькур, заметив опасность, отраженную в полуночной тьме ее глаз, успел выпрямиться и попытался отскочить в сторону. Острое, словно игла, лезвие вонзилось ему в живот рядом с желудком и, проткнув тело насквозь, вышло с другой стороны, окрашенное кровью.

Несколько мгновений Валькур не отрываясь смотрел на шпагу, вонзившуюся в него по самую рукоятку, а потом страшно закричал, и крик его эхом отразился от стен каюты.

— Мадонна, что она наделала?!

Услышав эти негромкие слова, произнесенные ошеломленно и почти благоговейно, Фелиситэ поняла, что на нее кто-то смотрит. Капитан Бономм, кому принадлежал голос, стоял в дверях, а Морган, сжимающий в руке саблю, выступил почти на середину каюты.

Ирландец, пребывавший до сих пор в позиции готового к бою фехтовальщика, наконец выпрямился.

— Да, — проговорил он с явным удовольствием в голосе. — Она это сделала.

Выдернув шпагу, Фелиситэ обернулась, взглянув на вошедших. На губах Моргана играла мрачная улыбка. Валькур перестал кричать и упал на колени, держась за живот обеими руками. Капитан, немного помешкав, выступил вперед.

— Примите мои поздравления, мадемуазель. Вы сработали очень чисто. Однако на борту судна запрещено кровопролитие. Я вынужден попросить вас отдать шпагу.

Отказываться не имело смысла. Поклонившись с изяществом завзятого фехтовальщика и взяв шпагу за лезвие, Фелиситэ протянула ее французу эфесом вперед.

— Восхитительно, — воскликнул капитан Бономм, обменявшись с Морганом взглядами.

В эту минуту послышался голос Валькура. Изрыгая проклятия, он потребовал, чтобы ему оказали помощь. Морган вместе с французом подняли его и уложили на нижнюю койку. Потом, заткнув входную и выходную рану пропитанной ромом ватой, обмотали пояс бинтами, стянув его, как корсетом. Не дождавшись конца этой грубой, но действенной процедуры, Валькур потерял сознание, перестав ругаться и кричать.

Оставив раненого под бдительным присмотром юнги, мужчины вместе с Фелиситэ направились к главному трапу.

— Бедный Мюрат, — заметил капитан Бономм, — ему крепко досталось от всех его подруг. Сначала эта покойная девушка-рабыня, наверное, ваша служанка, мадемуазель, подсыпала ему хорошего слабительного, а теперь вы проделали дырку у него в животе.

— Я вовсе не его подруга, — возразила Фелиситэ.

— Рад это слышать. Мне бы не хотелось думать, что сцена, которую я только что видел, являлась выражением привязанности. Впрочем, вы настолько хорошо владеете шпагой, что моя мысль, скорее всего, оказалась бы неуместной.

— В каком смысле? — Фелиситэ бросила быстрый взгляд на Моргана, который наблюдал за ними, упорно стараясь сохранить на лице бесстрастное выражение.

— Теперь, когда он столь уютно устроился в моей каюте, ему наверняка будет трудно двигаться. Разделить каюту с вами, дорогая, да еще с Мюратом и моим юнгой, это вовсе не то, на что я рассчитывал.

— Я не знала, что мне придется жить с вами в одной каюте, капитан.

— Правда? Но это, судя по всему, единственный выход. Не станете же вы спать вместе с командой на полубаке или прямо на палубе? Мои люди просто перебьют друг друга, если каждый из них заявит свои права на вас, или вы сами умрете мучительной смертью оттого, что вам придется отдаваться им слишком часто. Можете раздражаться сколько угодно, но вам нужно выбрать себе защитника из тех, кто может отстоять доставшуюся ему добычу.

— Вы имеете в виду себя? — отрывисто бросила Фелиситэ, рассердившись как из-за справедливости его слов, так и из-за того, что он набрался смелости решать ее судьбу, не спрашивая ее мнения.

— А почему бы и нет? Я владею шпагой лучше, чем большинство людей на борту, и я не такой невезучий, как некоторые.

— Вы знали, к чему это приведет, когда отказались отвезти меня на берег, — с укором проговорила Фелиситэ.

— Возможно, только смею вас уверить, с вами случилось бы то же самое, если бы вы в одиночку отправились в это погрязшее в пороке поселение. Успокойтесь, дорогая, будьте умницей. Смиритесь и постарайтесь чувствовать себя счастливой. Вы сами понимаете, у вас просто нет выбора.

— Ошибаетесь, выбор есть.

Эти слова, произнесенные глухим голосом, в котором чувствовался вызов, сорвались с губ Моргана. Фелиситэ и француз обернулись, взглянув на него, первая с удивлением, второй — с досадой.

— Что вы имеете в виду, мой друг? — спросил Капитан.

— Только что команда, ваши люди вместе с моими, выбрала меня парусным мастером, не так ли?

— Верно, — неохотно согласился Бономм. — Хотя они так восхищались вашим мастерством фехтовальщика, что мне. иногда казалось, они вас вскоре изберут капитаном.

Морган покачал головой.

— Это вряд ли. За вами утвердилась слава капитана, командующего счастливым кораблем, которого, ко всему прочему, не берут пули. Но как бы там ни было, я как офицер, подчиняющийся только вам и квартирмейстеру, имею право занять каюту рядом с вашей.

На лицо капитана Бономма набежала мрачная тень, но он кивнул в знак согласия.

— В таком случае мадемуазель Фелиситэ может разделить каюту со мной.

— Нет! — воскликнула Фелиситэ.

Мужчины не обратили внимания на ее крик. Карие галльские глаза капитана сузились.

— Ты согласна, Фелиситэ? Вы ведь знакомы друг с другом.

— Я не стану с ним жить.

— Да, — ответил Морган, не сводя с француза пристального взгляда зеленых глаз. — Я знаю ее… неплохо.

— Чего я и боялся, — тяжело вздохнул Бономм. — Мне следовало понять это сразу, когда вы рисковали кораблем ради того, чтобы вытащить ее из воды, и когда она столь красноречиво уговаривала меня остановить Мюрата, избивавшего вас ради собственного удовольствия. Надеюсь, вы готовы защищать ваше… ваше право?

— Разумеется, — ответил Морган, четко выговаривая слова.

Капитан снова вздохнул.

— Я знаю собственные возможности. В обычном сабельном поединке я могу сражаться на равных с кем угодно. Но у меня нет ни малейшего желания скрестить оружие ни с таким дьяволом во плоти, как Мюрат, ни с таким противником, как вы, мой друг, который дерется так, будто его правую руку направляет сам архангел Михаил, покровитель всех воинов. Она принадлежит вам.

— Нет! Вы не сделаете этого! — закричала Фелиситэ.

— Я поступил так, дорогая, ради твоего спокойствия и безопасности, а также отчасти ради моего будущего благополучия. Постарайся не роптать на судьбу. Один мужчина или другой, какая в конце концов разница? Если для мужчин все кошки в темноте серы, я могу с уверенностью утверждать, что они так же относятся и к женщинам.

— Вы ведь ничего не понимаете. — Подумав о Валькуре, Фелиситэ с трудом сдержала дрожь.